из мастеров же малахитных больше. Катя дивится на чашу. - Как, - говорит, - только ты ухитрился узор такой вырезать и камня нигде не обломил! До чего все гладко да чисто обточено! Мастера тоже одобряют: - В аккурат-де по чертежу. Придраться не к чему. Чисто сработано. Лучше не сделать, да и скоро. Так-то работать станешь - пожалуй, нам тяжело за тобой тянуться. Данилушко слушал-слушал да и говорит: - То и горе, что похаять нечем. Гладко да ровно, узор чистый, резьба по чертежу, а красота где? Вон цветок... самый что ни есть плохонький, а глядишь на него - сердце радуется. Ну, а эта чаша кого обрадует? На что она? Кто поглядит, всяк, как вон Катенька, подивится, какой-де у мастера глаз да рука, как у него терпенья хватило нигде камень не обломить. - А где оплошал, - смеются мастера, - там подклеил да полером прикрыл, и концов не найдешь. - Вот-вот... А где, спрашиваю, красота камня? Тут прожилка прошла, а ты на ней дырки сверлишь да цветочки режешь. На что они тут? Порча ведь это камня. А камень-то какой! Первый камень! Понимаете, первый! Горячиться стал. Выпил, видно, маленько. Мастера и говорят Данилушке, что ему Прокопьич не раз говорил: - Камень - камень и есть. Что с ним сделаешь? Наше дело такое - точить да резать. Только был тут старичок один. Он еще Прокопьича и тех - других-то мастеров - учил. Все его дедушком звали. Вовсе ветхий старичоночко, а тоже этот разговор понял да и говорит Данилушке: - Ты, милый сын, по этой половице не ходи! Из головы выбрось! А то попадешь к Хозяйке в горные мастера... - Какие мастера, дедушко? - А такие... в горе живут, никто их не видит... Что Хозяйке понадобится, то они сделают. Случилось мне раз видеть. Вот работа! От нашей, от здешней, на отличку. Всем любопытно стало. Спрашивают, какую поделку видел. - Да змейку, - говорит, - ту же, какую вы на зарукавье точите. - Ну, и что? Какая она? - От здешних, говорю, на отличку. Любой мастер увидит, сразу узнает - не здешняя работа. У наших змейка, сколь чисто не выточат, каменная, а тут как есть живая.